Бродвей на Лиговке

Музыкальная комедия «Лес» по пьесе А. Островского.

Театр «Комедианты».

Музыка В. Дашкевича, либретто и тексты песен В. Жука.

Постановка Михаила Левшина, сценография Полины Левшиной.

Автор музыки к сотне спектаклей и кинофильмов, в том числе к «Собачьему сердцу», «Приключениям Шерлока Холмса» и некогда популярнейшему «Бумбарашу», феноменальный композитор Владимир Дашкевич своим участием автоматически придает действию статус классики жанра. Однако определять этот самый жанр и следить за доскональным соблюдением его законов вовсе не возникает желания, — не все ли равно, как это называется: оперетта ли, водевиль или мюзикл по-нашему, эх, да по-лиговски! Долговязый баянист Вася — Василий Шабров — по первому зову выбегает на подмогу барыне, проникновенно исполняющей душещипательный романс, или персонажам попроще с их танцами и куплетами, и, надо сказать, и баян, и сам Вася — весомая поддержка фонограмме с музыкой, под которую все артисты поют вживую.

Музыка Дашкевича заряжена эмоционально и энергична, тексты Вадима Жука — заряжены интеллектуально и ироничны, а в устах молодящейся помещицы порой пикантно-двусмысленны:

«Ну, а пока я как свеча сгораю, и все слабее язычки огня, никто меня не понимает, никто меня, никто — меня…»

Но внезапно отбросив лирические интонации, Гурмыжская со значением произносит текст Островского: «Понимают меня только наш губернатор… да отец Григорий…».

Так впрямую остро заявляется надсюжетный мотив, который сегодня волнует и постановщиков, и зрителей, пожалуй, больше, чем сердечные перипетии сластолюбивой помещицы — мотив власти как таковой, ее сущность взбалмошной бабенки, владеющей лесом и оставляющей после себя лишь пеньки. Черты «Тартюфа в юбке и короне» неконкретны, хотя финальный, свадебный, туалет явно намекает на амбициозное сходство, разумеется, не с самой персоной императрицы, а с символом. «Любите, любите, любите, любите мужика! Отдайте, отдайте, отдайте, отдайте ему капитал!» — поет хор помещиков, а Гурмыжская радушно предлагает публике конфеты из коробки. Только угоститься не получится — стоит протянуть руку, коробка отодвигается, это у Гурмыжской срабатывает инстинкт: не отдавать без выгоды. Впрочем, благодеяние напоказ бывает очень выгодно — и тогда в зал летят горсти конфеток под торжественный гимн: «К дружбе с народом всегда я стремилась!» В такие мгновенья включается стробоскоп, имитирующий магниевую вспышку, а Гурмыжская позирует для фотографий, улыбаясь в зал. Подчеркнуть искусственность обстановки призваны и два софтбокса по краям сцены, но точного смысла или настроения они не добавляют, игра с ними быстро иссякает, и оттого они кажутся лишними. А вот опереточного антуража явно не хватает, ведь Раиса Павловна Гурмыжская здесь — прима во всех смыслах, и соседи — отставной кавалерист Бодаев (Ильгиз Булгаков), и особенно помещик с роковой для Петербурга фамилией Милонов — могут, без сомнения, об этом свидетельствовать. Особенно душка Милонов в исполнении Леонида Зябкина: он медово улыбается, жеманно грассирует и уверяет мяукающим голосом, что вся нравственная атмосфера губернии благоухает добродетелями Раисы Павловны. Сама же Раиса Павловна обладает столь мощной витальностью и женским обаянием, что сомнений не остается — эта дама получит все, что пожелает, не сразу, так позже, не мытьем, так катаньем: где силой взять нельзя, там надобна ухватка… Ухватки ей не занимать — лицемерие ее естественно, как природный дар, она купается в нем, обескураживая бесстыдством и артистизмом. Вдобавок она то и дело призывает в помощь высшие силы, нисколько не сомневаясь в их благосклонности: то хватает икону и крестит ею обидчика, то брызгает святой водой, тараторя заговор от неприятностей.

Гурмыжская-примадонна в исполнении Нины Мещаниновой так харизматична, так талантливо делится с нами своими бедами, признаваясь в женских слабостях и заблуждениях, так очаровательна и виртуозна в своих грехах и злодействах, что, кажется, в какой- то момент — совершенно по-опереточному — к зрителю подкрадывается крамольная мыслишка: да и ну ее, эту справедливость, пусть только еще попоет! Но симпатии на стороне талантливой злодейки — «издержка» легкомысленного жанра, и она, несомненно, будет ликвидирована, ибо к усадьбе приближается парочка благородных бомжей, лучших в истории гидов по маршруту Вологда — Керчь. Знаковых для русского театра персонажей играют Андрей Шимко — трагик, и Сергей Николаев — мрачный комик с серьгой в ухе, босыми ногами и «библиотекой» в драной котомке. Дуэт сыгрался, актеры чувствуют и дополняют друг друга, хотя по способу существования на площадке, и в соответствии с характерами героев, они принадлежат разным мирам. Аркашка — современен и по реакциям, и по интонациям, и по мышлению, он из сегодняшнего дня. Его комплексы, приспособления и «фишки» — тоже: ему скучно без актерствования, и он втайне думает, что может заставить толпу рукоплескать… Но вместо этого перехрюкивается с Улитой, пока та носит ему борщи.

А вот Несчастливцеву Шимко необходимо явное усилие, чтобы оставаться в реальности, язык Шиллера и Шекспира, на котором он мыслит и изъясняется (а иногда и заговаривается), кажется ему единственно правильным и понятным, и когда приходится переходить на «местный диалект», он делает это с трудом, еле скрываемой растерянностью и грустью. Ощущение «нездешности», способность «улететь» посреди разговора, «не быть» здесь, среди порождений крокодилов — эти черты роли, быть может, делают ее несколько глубже, чем может выдержать конструкция музыкальной комедии. Но положительным героям с их высокими чувствами, как известно, всегда приходится туго, а уж рядом с колоритной темпераментной Гурмыжской, на стороне которой и музыка, и гротеск, и народ, — и вовсе несладко. Ну каким таким благородством можно перешибить танцевальное трио мужиков-эксгибиционистов в ушанках, зазывно-коротко распахивающих тулупы? Потому вдвойне жалко бедную Аксинью — для полноценного счастья ей не хватает как финансовых, так и эксцентрических средств. Хотя актриса Юлия Бурцева — это известно по другим ее ролям — способна блестяще справляться и с фарсовыми задачами. Как и все остальные артисты, занятые в «Лесе»: Максим Сергеев с таким вальяжным Восьмибратовым, Виталий Кравченко в роли его сына, Юрий Агейкин в роли Карпа, Андрей Вергелис в роли Буланова, Татьяна Кожевникова — Улита. Их всех объединит финальный марш — на прощание уходящим благородству и великодушию.

Мария Смирнова — Несвицкая

Петербургский Театральный Журнал / 7.03.2013 г. / автор: М. Смирнова-Несвицкая

Ссылка на статью